Татьяна Иноземцева – поэзия русской души.
Путевые заметки
И однажды в октябре 1996 г., мне повезло.
Е. Доманский
|
Как безнадёжная тайна лесная,
Яблоней дикой росла. Опьянена твоим взглядом случайным, Сердцем тебя позвала. Не подошёл, не вкусил. Я же знаю — Думал, что душу сведёт. Дикая яблоня, дикая яблоня, Горек твой мёд! Я от любви своей слаще не стану, Из лесу вслед не сбегу, Только цвести навсегда перестану. Больше уже не смогу... |
Под шершавой у речки вербою Не грусти весь день, не грусти. Это просто такое дерево, Что нельзя ему расцвести. Не ласкают кору корявую Ни ветра, ни горячий взгляд. Всем черёмухам не по нраву Этот скучный её наряд. Зря и ты, походя по берегу, Греешь листья её в горсти. Это просто такое дерево. Ты прости… |
- Ахматова?
- Нет!
- Цветаева?
- Нет!
Увы, тайну имени поэта мало кто знает. Это, конечно же, не рифмы, а стихи, пронизывающие душу пишущего и читающего. Вот эта пронизывающая особенность и роднит её с великими поэтами. Именно роднит, но не есть подражательство и тем более копирование той же Ахматовой или Цветаевой. Роднит по основанию уникальности души, которой обладают все великие поэты. Не единожды это родство душ, замыкающее пространство тайны женщины, меня повергало в некоторое изумление. Вот Цветаева…
Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной — воскресаю!
Да здравствует пена — весёлая пена
Высокая пена морская!...
И то ли в продолжение темы, то ли перекликаясь с ней, эхом уже с нашего
переломного времени звучат стихи другой русской души.
В белой пене, в белой пене
Афродита родилась,
По мужицкому хотенью
Грубой силе отдалась.
Спелых губ её упругость
Нежность плеч и белизну
Не сочла заслугой грубость,
А поставила в вину.
В бабах брошенных, забытых
Изначала это есть:
Осквернённой Афродиты
Бродит, бродит, бродит месть.
А девчонки непременно
Верят в лучшее всю жизнь,
Словно только что из пены
Белой-белой родились...
Эти записки в моих путевых дневниках ждали своего часа почти 20 лет. Не пеняя на скоротечность жизни, я всё же соберу в памяти впечатления от встречи и той переписки, которая после неё завязалась. Наши пути пересеклись в те, уже далёкие от нас перестроечные годы, когда ситуация выживания втянула меня во всевозможные взаимозачёты с предприятиями Костромской области. Как-то мне попалась областная газета с коротенькой заметкой о Татьяне Иноземцевой, ставшей лауреатом Международного конкурса, как «женщина, преобразующая мир». Такая премия выделялась одна на всю Россию. Статья запомнилась. Запомнилась ещё и безотчётным желанием встречи с этим Человеком. И когда судьба занесла меня в Парфеньево, я этот шанс не упустил.
«Деревня, где жила Татьяна» находилась в 12 километрах от райцентра. В редакции местной газеты меня предупредили, что транспортного сообщения с деревней нет и сама Татьяна, когда надо, ходит в райцентр пешком. В ближайшее время её здесь не будет. Что ж, тогда я к ней, и утром следующего дня отправился в дорогу. За всё время пути меня ни разу не потревожил шум мотора. По всей видимости, это была уже не российская глубинка, а настоящая её глубина. Впечатление усиливал стоящий вдоль дороги непроходимый лес. Как-то не очень хотелось туда заходить. Долго ли, коротко, но всё же мои ноги, наконец, пришли к указателю поворота на д. Аносово. День был пасмурный и отдельно стоящие дома слабо просвечивались в тумане. После довольно длительных попыток мне всё же удалось найти в тумане человека, указавшего на дом Татьяны. Вскоре я уже стучал в калитку у дома с калиной под окном. На мой настойчивый стук, дверь открыла женщина средних лет, одетая по-деревенски, как обычно, когда хлопочут по хозяйству.
- Вам кого?
- Да вот ищу Человека и мне показалось, что я нашёл.
 |
Она улыбнулась, но всё же попросила уточнить, точно ли её. Улыбка и лучистые синие глаза, конечно же, сразу её выдали, но я попробовал развернуть цель своего визита. Ответ её удовлетворил, как может удовлетворить человека понимающего и видевшего на своём веку и не таких «фруктов» как я. Мы поднялись в горницу бревенчатого дома на сваях, нижний этаж которого занимал скотный двор. В комнате незримо витал запах лекарств. Татьяна, как оказалось, долгие годы ухаживала за тяжело больной матерью. Однако, мелькнула мысль, много же испытаний надо пройти человеку, чтобы стать Человеком. - Может домашнего творожку? – предложила Татьяна. |
Пришлось согласиться, надо же было чем-то заполнить паузу. За этим мы и разговорились. Наивно было рассчитывать на то, что в этом разговоре передо мной раскроется тот неосознанный образ Человека, которого я искал. И узнал-ли я его, если бы кто посторонний показал на эту женщину и сказал: "Се Человек"! Это было скорее интуитивное предчувствие его встречи, и я ему всецело доверился, не обращая внимания на все отвлекающие факторы и деревенский антураж.
Вскоре я попрощался и отправился в обратную дорогу. Перед уходом Татьяна подписала и подарила мне свой небольшой поэтический сборник. Тогда я ещё не подозревал о значимости этого подарка. В тот же вечер, на вокзале, чтобы скоротать время в ожидании поезда, я и открыл сборник со стихами. И понял, что точно не ошибся. Если бы надо было написать справочник-путеводитель ищущим Человека, то одной этой небольшой книги вполне бы хватило. Стихи ошеломили. Они с лёгкостью включили меня в контекст бытия сюжета так, что я тут же растворился в иной реальности другого пространства жизни, в котором она (жизнь) звенела, как туго натянутая струна. Почувствуйте и вы её вибрации…
| Свой дом я превратила В острог, чтоб не пропасть Туда я заточила Свою шальную страсть. Вокруг меня сугробы И по карнизам лёд, Чтоб остывала, чтобы Не таяла, как мёд. А за окном—дорога, Как искус, как беда, Как грех, что из острога— На плаху, в никуда. Жестокий мой и милый Палач, по ней приди, Казни или помилуй, Но—как стон из груди— Освободи! |
Печаль прекрасна и остра, И непереносима. Мне показалось, что вчера Была я любима. А нынче плачу от того, Что непосильна ноша Забытой быть и ничего Нет в этом мире горше. Пьяна обманом, как вином, Костром опасным стала. По спичке сохла я давно, А что потом — не Знала. Тоска вселенская остра, И сердцу больно... Мне показалось, что вчера... Довольно! |
| В вечных муках - жизни соль, Высших истин извлеченье. Постигаю смысл и боль, И жестокость прирученья. Недоуздок ранит вновь. |
Есть вполне земное чудо: Чтобы вышел из тревог, Я твоей дорогой буду Там, где вовсе нет дорог. Обернусь надеждой верной, Даже если не просил. Я твоей останусь верой Там, где верить нету сил. Как рассвет во тьме забрезжу, И настанет мой черед: Сквозь твою жестокость — нежность Мной однажды прорастёт Не спеши тогда отречься Обвинить и не простить. От меня — не уберечься И как грех, не отпустить... |
 |
 |
| Мне тебя не удержать Как коня, что не приручен. Кожей чуткой брось дрожать В молодом желаньи жгучем. Не грозит тебе седло. Я же не самоубийца. Рано замерло село — Торжество не состоится. Было время, грех тужить, Не таких, брат, приручала. О, как я спешила жить! Не начать Стипль—чез сначала. Отоснился мне ковыль, Шлях, летящий под копыта. Отстаю, глотаю пыль. Не седло—душа разбита. За собою волочу... Но — с желанием не сладить. О, как я тебя хочу!.. Не взнуздать, хотя б погладить... |
Когда твоею пыткой стану, Не прячь ты руки от огня. Разбережу на сердце рану. Мой милый, выдержи меня! Мои шипы сочатся ядом, Но не бросай, в сердцах кляня. Прошу на крик похожим взглядом: Мой милый, выдержи меня! С другой ноги я завтра встану, Твоё терпение ценя, Жечь нежным зноем не устану – Мой милый, выдержи меня! |
|
Конечно, это все пройдёт: |
 |
|
Молодая кобылица — |
Слышу, часто повторяют: Мол, как хочешь понимай, Сапоги дорогу знают, Только ноги поднимай; Дай-ка я того совета Хоть разочек придержусь. Сапоги спешат по свету, Я за голову держусь. Чуть не выдали, чертята! Нет вины моей, учти. Привели к тебе, а я-то Все боялась подойти. |
| Глаз беспомощных не пряча, Пропотев, исходит в дым Эта загнанная кляча С кротким именем моим. С колеи сойти не может, Жилы рвёт проклятый воз, А возницу стыд не гложет, Что впряжён не паровоз. Тяжко так — уже не страшно Занедужить, затужить, Ткнуться мордой в снег вчерашний И — не жить. |
Много лет хожу на службу Десять вёрст по большаку, В дождь и в слякоть, в зной и в стужу.... Всё! Я больше не могу. Не несут - устали - ноги. Мне до счастья не дойти. Подберите на дороге. Подвезите по пути. |
На этом заканчивается моё особое мнение о поэте. Оно было достаточно контурным и немногословным. Да и в этом нет особой необходимости. Ведь в стихах поэта сказано в тысячу раз больше, чем смог бы сказать о ней любой другой, даже очень близкий человек.
|
Бунтовала, кипела назло судьбе, |
Добавлю от себя, чтобы и ныне живущие тоже. Но ведь тайна гениальности не заключается в одной только способности самораскрыться. Она в том, что это самораскрытие побуждает звенеть в унисон собственной жизни всё остальное человечество.
* * * ◊ * * *
P.S. При подготовке данного текста использованы стихи из сборников, представленных на фото в этом материале. Хочется отметить очень тонкое отражение стихов в графике Т. Румянцевой (сборник "Духовная натурщица"). Если стихи с лёгкостью включают в контекст бытия сюжета, то графика ненавязчиво подчёркивает эту растворённость в иной реальности другого пространства жизни, …. «в котором она (жизнь) звенела как туго натянутая струна».
* Дикая яблоня: Избранное. - Кострома: Литер. Кострома, 1995. - 50с.: ил.
* Духовная натурщица: Стихи о любви. - Галич: Б.и., 1999. - 58с.: ил.
* Ожог: Стихи разных лет. - Кострома: Литер. Кострома, 2004. - 43с.: ил.
Другие материалы Т. Иноземцевой можно посмотреть по адресу:
http://elib-kostroma.ru/avtor/drugie-pisateli-kostromskoy-oblasti/inozemceva-tatyana-nikolaevna/ Электр б-ка Костромской литературы
© Е.Д. 1 сентября 2014 г.
Фото Е. Доманского